Октябрь на исходе.
Он обнажает ветви, поднимает в воздух алые и золотые листья, и те, которые уже теряют свою яркость, становясь похожими на пергамент. Хрупкие наощупь, они кажутся теплыми, когда смотришь на них.
Октябрьские дни рождения, всегда слишком краткие встречи, и поднятые в прощальном жесте руки - хотя за стеклом окна предпоследнего этажа почти не видно ответного жеста - но впрочем то, что он есть - знаешь и так.
Сестра уже на третьем курсе - похожа на меня и не похожа совершенно.
"О, какой у нас преподаватель по ***. Я подарю тебе записи его лекций." - складывает руки на груди, изображает трепет и звонко смеется.
Потом хмурит брови, скептически.
"Но больше что-то негде душу отвести".
Солнце греет ясно и неприлично тепло для октября.
Он обнажает ветви, поднимает в воздух алые и золотые листья, и те, которые уже теряют свою яркость, становясь похожими на пергамент. Хрупкие наощупь, они кажутся теплыми, когда смотришь на них.
Октябрьские дни рождения, всегда слишком краткие встречи, и поднятые в прощальном жесте руки - хотя за стеклом окна предпоследнего этажа почти не видно ответного жеста - но впрочем то, что он есть - знаешь и так.
Сестра уже на третьем курсе - похожа на меня и не похожа совершенно.
"О, какой у нас преподаватель по ***. Я подарю тебе записи его лекций." - складывает руки на груди, изображает трепет и звонко смеется.
Потом хмурит брови, скептически.
"Но больше что-то негде душу отвести".
Солнце греет ясно и неприлично тепло для октября.