Убежим с тобою на край света –

Босиком. Уедем. Улетим.

Не расскажем никому об этом.

Не успеем. И не захотим.



Убежим без карты и без плана,

Доверяясь сердцу и глазам,

Нам с тобою где-то в дальних странах

Отворится сказочный Сезам.



Но, смеясь, пройдем и не заметим

Блеска ярких дорогих камней,

Мало проку от сокровищ этих,

Ты, махнув рукою, скажешь мне.



Мы уйдем туда, где с небесами

По утрам встречается волна,

Там, где мы не заплутаем сами,

Но никто найти не сможет нас.



Убежим с тобою на край света,

Наудачу, наугад свернув,

Там, где нет зимы, а только лето,

Где из песен и легенд неспетых

Можно выбрать и для нас одну.

---

Нас провожает закат,

Смешаны алые с рыжим

Краски, и рядом лазурь

В чьих-то незримых руках.

И отражает река

Небо и солнце, и вижу,

Я, как, предвестием бурь,

Мимо плывут облака.



И, что была далека

Стала дорога короче.

Вместе с рождением ночи

Нас провожает закат.

---

За три дня в Париже, оказывается, можно торопиться меньше, чем когда у тебя неделя времени. Можно успеть множество всего, хотя, прежде всего,это множество заключается в том, чтобы валяться на траве на площади Вогезов, глядя в окна дома Гюго, спрятавшись от солнца где-то в тени цветущих лип,

или просто ходить по любимым местам, рассматривать открытки, которым уже почти сто лет на букинистических развалах на набережной Сены и делать прочие приятные вещи.

Стремительное и немножко авантюрное путешествие на концерт Аerosmith, которое мы устроили вместе с Evreux, обернулось неторопливыми солнечными днями, посиделками в парке и, конечно же, ожиданием на ступеньках стадиона Берси.

(иииии!)

Наверное, именно на таких мероприятиях и можно встретить публику, которую хочется рассматривать, не отрываясь - от постоянно смеющейся, увешанной значками и шарфиками молодежи до рокеров, которые старше твоих родителей, от откровенных фриков до совершенно невероятной, элегантной, словно отстоящей от всей толпы парочки - им обоим уже тоже далеко не 25, но у обоих королевская осанка, и вид, словно они и не стояли час на жаре, а только спустились с трапа самолета.

Про сам концерт мне говорить сложно - ничего подобного я никогда не видела, а это значит, что можно ошибиться с эпитетами. Но, наверное, когда люди делают свое дело, вкладывая в это столько огня, этот огонь становится и частью тебя.



Немножко классических видов, набережные Сены и книжные развалы, парижские фонари, кафе возле стадиона Берси и парк Берси - место в пяти минутах от стадиона, где время живет по своим законам, подчиняясь шелесту листвы и шуму воды, народ занимается йогой, летают цапли, а утки берут хлеб прямо из рук.

---

В шестнадцатом веке, на площади посреди толпы народа,

В многолюдной столице, а может в провинциальной дыре

За разговоры с небесами, за отвары сомнительного рода

Меня бы уже наверняка без суда сожгли на костре.



Но, глядя с высоты поленницы на всю эту толпу народа,

Или посылая очередной вопрос задумчивым небесам,

Я бы, наверное, не променяла всю призрачную свободу

На невозможность верить своим сомнительным чудесам.

---

Последний звук трепещущей струны

Замрет в холодном воздухе закатном,

Неясным эхом долетит обратно,

И растворится в царстве тишины.



И, посидев немного в тишине,

Ты, закрывая нотные тетради

Вдруг спросишь, за окно куда-то глядя

Каких еще хотелось песен мне.



Но я на твой такой простой вопрос

Едва ли в этот раз тебе отвечу,

И я твои слова молчаньем встречу -

и весь ответ. Что в шутку, что всерьез.



Я не хочу сегодня выбирать -

О чем молчу – о том тебе играть

---

на злобу дня

Цветущая и нежная весна,

В зеленое и белое одела

Сады, но до последнего предела

Земля жарой уже раскалена.



И, кажется, не верит и сама,

Весна, что у последнего исхода

Нас одарила летнею погодой –

Ведь на календаре как будто май.



И облака не увидать нигде –

Среди лазури ясной небосвода.

Но солнцем утомленная природа

И ждет дождя, и просит о дожде

---

Если сердце из бумаги,

Где же взять ему отваги

Вспыхнуть огоньком?



Но оно желает пыла,

И, смотри-ка - позабыло,

Как сгореть легко.



Запылает шутки ради,

Но с огнем уже не сладить,

Глянь, пожар какой!



Но, сгорев, золой стылой

Не рассыплется уныло,

Станет угольком.

---

Я по миру хожу, не касаясь земли,

Я крылатая дочь облаков в вышине,

Глупый страх замараться в дорожной пыли

То смешным, то нелепым покажется мне.



Километры под солнцем равнин и полей,

По дорогам и тропам лесным босиком

Я иду по земле, не касаясь земли,

То ли крылья раскрыв, то ли все же пешком.



Но однажды, взглянув на свои облака

После стольких дорог, через множество лет

Я склонюсь, чтобы хоть на мгновенье рука

Прикоснулась к нагретой лучами земле.

---

Стремительно, и как-то словно случайно настало лето, отвоевав позиции у дождей с ловкостью опытного полководца. Горячая пора пришла отчего-то по всем фронтам сразу, но в маленьких двориках, где цветет сирень, и россыпью сияют крошечные незабудки, дышится по-весеннему еще легко.



Лето должно быть временем каникул. Чтобы было вдосталь времени гулять и смотреть на цветение садов. Чтобы неторопливо просыпаться утром, листать книги, сверять цитаты классиков с изданием двухвековой давности, соглашаться или протестовать, варить кофе и говорить о пустяках, не глядя на часы. Чтобы сидеть на траве, глядеть на небо и загадывать тысячи планов – может быть, что-нибудь и сбудется.

Я взяла целую неделю на то, чтобы быть несерьезной, что может быть серьезней этого.



Высокие унылые дома в паре сотен метров от моего дома соседствуют с белеными стенами старых домиков с деревянными крышами, чистое синее небо достойно лучших южных пейзажей – впрочем, я так давно не была на юге, что, пожалуй, нужно когда-нибудь съездить, чтобы взглянуть и убедиться в этом вновь.

---

Я в гнев справедливый богов (где-то так высоко!)

Поверить порой не могла. Мне казалось обманом

И ангелов пение. Думалось – я перестану

Искать в небесах состраданья – и станет легко.



И я обращалась к ветрам, у земли и воды

Просила ответов, добра, справедливости, кары

Читала по звездам судьбу, и по книгам по старым

Сверялась - туда ли иду. И теряла следы.



Творила сама волшебство. И вокруг чудеса

Случались. И сотни ошибок – но я не жалела

О них никогда. Только сердце мне вновь повелело

Настойчивый ищущий взгляд обращать к небесам.

---

Переменчивое сердце мое

То печали, то веселья желает,

То стучит едва, и вдруг запылает,

То тревожится, а после поет.



Непонятливое сердце мое

Открывается и пикам и стрелам,

И дивится – что за странное дело,

Если ранится опять острием.



Недоверчивое сердце мое

Ищет веры и любви бестревожной…

Как сказать, что это вряд ли возможно -

В одиночку или даже вдвоем.

---

Страниц коснешься - и увижу я,

Уже мечтой пленительной ведомый,

Ты мыслью легкой – далеко от дома

Вновь улетаешь, кто тебе судья!



За кем сегодня ты спешишь вослед,

И чьей судьбы ты добровольный пленник?

Но ты роняешь книгу на колени,

И вновь смеешься. Вот весь ответ.



Ты хочешь знать – еще какие тайны,

Загадки судеб, встреч почти случайных

Хранит потертый старый переплет?



От предисловья и до эпилога

Перед тобою долгая дорога,

И ты уже торопишься вперед.

---

Я вернусь с неверным ветром по весне,

И к назначенному часу буду дома,

Где давно тропинка каждая знакома,

Там где ветви ивы тянутся ко мне.



Я вернусь в свой дом, с которым навсегда

Позабыла распрощаться, уезжая,

И вернулась - не своя и не чужая,

То ли радость, то ли все-таки беда.



Но забыв на время всякую печаль,

Буду я, теплом неведомым согрета,

Потихоньку ждать безоблачное лето,

На ступеньках, и смотреть куда-то вдаль.

---

Музыка Шопена похожа на любовь. Эта простая истина открылась мне под сводами старой часовни в одном из переулков неподалеку от Сорбонны. Горели свечи, за окошком спускался вечер - может быть, жаль, что слишком светлый, но на дворе все же стоял апрель. Впрочем, слушать это вовсе не мешало.

Программка-объявление, которую мы, остановившись чтобы перевести дух после прогулок по центру, случайно увидели за день до того, пришпиленной среди прочих объявлений обещала вечер, посвященный Шопену и Листу.

Но сердце молодого пианиста, кажется, безоговорочно было отдано музыке Шопена - и когда начинала звучать мелодия, хотелось закрыть глаза.

В ней было все, в этой музыке - трепетная нежность, сила, которой слишком сложно не покориться, ласка, и стремительность. Сдержанность эмоций, переходящих в шторм. Легкость виртуозности.

Наверное, в ней было очень много романтики - не того, что зовется ей нынче, но всей той страстной силы, противоречия и попытки соединить земное и идеальное, странным образом переходящим в гармонию.

Конечно, может быть все проще, и все дело в том, что Шопен был гением, и слышал музыку небесных сфер. И если слушать ее, рождающуюся под пальцами вдохновенного исполнителя, можно почти коснуться этих сфер рукой, как знать. Наверное, важно не это, а то, что среди постоянно спешащего куда-то мира можно подняться по ступенькам старой часовенки, толкнуть тяжелую дверь, и, огда она закроется за тобой, на время забыть обо всем.

---

Ждала, любила, была любима,

Писала письма, писали мне,

Бывала жажда неутолима,

И было слово – вина пьяней.



Встречала, плакала, уезжала,

Прощалась с кем-то на полпути,

Бывала нежность почти как жалость,

И взгляды, что не перенести.



Так много было всего, так мало,

Тепла и стужи, огня и льда.

В каких краях я порой бывала,

В каких я буду – не угадать.

---

И будет вечер, на другие не похож,

(Таких не будет до, и после, впрочем, тоже)

И я, смеясь, тебе скажу – мой друг, ну что же,

Мой дом – и твой. Поверь мне после, если сможешь.

Ты знаешь сам, где правда переходит в ложь.



И я отдам ключи последние – возьмешь?

От чердаков, где пляшет пыль в лучах лампады,

От галерей – и мы пройдем сквозь анфилады,

Где от прохлады древних стен бросает в дрожь.



И я легонько дверь тяжелую толкну –

Я и сама еще не знаю, что за нею,

Тупик, сады, дорога новая – длиннее...

Но с каждым мигом мне становится яснее -



Тебе довольно только руку протянуть –

Ты сможешь дверь мою любую отомкнуть.

---

Маленькая ведьма плачет у костра -

Не нашлось в пролеске потаенных трав,

Задержался холод ветреной зимы,

И ручей весенний травы не умыл.



Не плясать колдунье нынче у реки,

Не вплетать травинки в первые венки,

Не смеяться звонко с ночи до утра...

Маленькая ведьма плачет у костра.



Но зиме не вечно сковывать капель,

Прошумит дождями скорыми апрель,

Будет нежный ветер с листьями играть,

А колдунья выйдет в танец у костра.

---

Между северным небом холодным и морем лазурным,

Выбирая то берег Ла-Манша, то Финский залив,

Будет курс наш идти между гаванью тихой - и бурным

И тревожным потоком – от гаваней где-то вдали.



Но куда бы с тобой не вела нас шальная дорога,

Сколько б мы не ходили с тобой между ночью и днем,

Будем тщетно пытаться узнать – у себя и у Бога

Где привал ненадолго, а где мы внезапно свернем.



По мостам, площадям и по улочкам тихим и узким,

Между солнечным утром и серым промозглым дождем,

Объясняясь на всех языках – и чуть-чуть по-французски,

Мы с тобой как обычно по самому краю пройдем.

---

Три дня как я вернулсь из Парижа, добро пожаловать домой, как оказалось, недели достаточно для того, чтобы успеть увидеть почти все хрестоматийные достопримечательности Парижа, попасть в средневековую атмосферу славного города Руана, добраться до моря, глядя на то, как мелькают за окном маленькие аккуратные домики, словно сошедшие со страниц книги какой-то старой сказки - и снова вернуться в Париж.

Париж бывает разным, он многолик, дышит историей, и, наверное, чтобы увидеть все, что хочется или можно увидеть- не хватит не только недели, но и куда больших сроков.

Наверное, позже я еще напишу о кофе и круассанах, маленьких переулочках, суровых и величественных стенах Консьержери, Лувре и башне и прочих столь же привлекательных местах. А пока в качестве лекарства от ностальгии остается утешаться фотографиями - правда, не совсем хрестоматийными, раз уж мы c драгоценным кузеном путешествовали в 19 век.



**

Музей романтической жизни - немножко стилизации под 19 век, а все остальное потом.

---

Когда небес глухая чернота

Сменяется предвестием рассвета,

Когда заря, в прозрачный луч одета,

Над крышами уже сияет так,

Что глаз не отвести от небосвода,

Мне чудится – что каждый вздох – свобода.

И, на рассвет встающий из окна

Я брошу взгляд на краткую минуту,

И всех тревог и бурь прошедших смута

Уйдет с зарею продолженьем сна.