Королевна-зима за окном примеряет наряды,

И смеется метель в этом гулком глухом ноябре.

Сколько раз в эту пору тебе выпадали расклады,

На которые было бы лучше вовек не смотреть.



Неизбежному снегу укрыть мимолетную осень…

Ты сжимаешь ладони – привычный, тревожащий знак.

Но давай же с тобою у неба пощады попросим.

И о том, что там дальше – позволим себе не узнать.

---

Пожалуй, почти в любом месяце наберется несколько дней, которые отмечают, не отмечая. Тех, которые падают на невидимые весы, когда ты оборачиваешься назад - чтобы взглянуть на то, что изменилось - а что нет.

И хотя весы всегда незримы, а оценки всегда субъективны - но что за беда, если есть то, что заставляет опускаться чашу.

Ну да это все лирика, а на самом деле мне давно хочется задать пятнично-бытовой вопрос - актуальный в преддверии уиэкенда. Из чего должен состоять (ваш) идеальный выходной, чтобы принести и отдых и удовольствие? И как часто реальный совпадает с этим представлением?

---

Чьи-то старые письма горели в огне

Разведенного кем-то костра.

И когда лишь зола оставалась ветрам,

Становилось еще холодней.



То чего не забыть, то, чего не стереть,

Не всегда доверяют перу.

А чему-то легко – как бумаге, гореть -

Так пускай достается костру.



Эта старую сказку, без правил игру

Столько раз наблюдали века.

Будут новые письма, и снова перу

Замирать и ломаться в руках,



Исходить как слезами чернильной тоской,

Тонкой вязью. Изяществом фраз

Лишь бы были к рассвету еще под рукой

Пара чистых листов про запас.



Власть и пряная горечь в чернильных слезах

С ней мы оба знакомы уже.

Но однажды позволь мне тебе рассказать.

О незримой моей госпоже.



Я узнала ее за века до беды,

За столетья до горьких ночей,

От дыханья ее даже вечные льды

Превращались в звенящий ручей.



Правда, мне говорили, что это – обман,

И о том же сейчас говорят.



Только с ней хоть немного теплее зима

Даже если костры не горят.

---

Уходить,

Чтобы снова и снова к тебе одному возвращаться,

Может быть,

Наконец научиться (пытаться учиться!) прощаться,

Может быть, научиться попутно чему-то еще,

Быть с тобой –

Невозможно легко, потому – невозможно - ну, что же,

Столько раз

Я встречалась с вот этим «никак (никогда) невозможно»,

Что в какой-то момент я уже не беру их в расчет.

---

У неба ночного, у зимнего ветра,

У солнца, что шло к горизонту неспешно,

Просила ответа, просила совета,

И верила в то, что однажды, конечно



Мне небо откроет секреты и тайны,

И что-то услышится в пении ветра.

Но вышло иначе - похоже, случайно.

«Сама, мол, ищи – и найдутся ответы».



Я стала искать – я листала страницы,

К рассвету сама изводила чернила,

И позже, немножко боясь ошибиться

Я думала - нынче я знаю, как было.



И были другие бессонные ночи,

Горячие споры, и мудрые люди,

И думалось мне – ну, чего же ты хочешь,

Ведь ты, если хочешь, предскажешь – что будет.



Так много, казалось, - как много! – я знала,

Но темное небо молчало, и снова

Я, все зачеркнув, начинала сначала.

«Мол, в этот-то раз я к ответам готова».



А после с тобой – на мгновение где-то

Мы были, но слишком короткая встреча.

Кончалась. И ветер, забыв про ответы,

Меня обнимал, утешая, за плечи.

---

Нежные, легкие звали куда-то напевы –

Тихим звучанием дудочки из тростника.

Только не видно дорожки - ни вправо, ни влево

Не было видно мне, не было видно пока.



Я откликалась печали дождя за окошком,

Шепот речных камышей я слыхала во сне.

Только, увы, – ни тропинка моя, ни дорожка,

Не становилась мне, не становилась видней.



И, под напевы, я долго ждала поворота,

Между закатом и утром грядущего дня.

И обещала, что завтра изменится что-то,

Тем, кто любили меня, кто любили меня.



И показалось мне – я обманулась, и ложью

Были надежды, что кто-то укажет пути.

И я махнула рукой и ушла в бездорожье.

Что-то терять, и, наверное, что-то найти.

---

печальные сказки

- Сказку? Ну, какую же тебе сказку, уже так отчаянно поздно.

- Тогда расскажи быль.

- Это еще хуже – от этого порой скверно спится.

- Ну, я же не прошу печальных историй. То есть, сейчас не прошу.

- Хорошо, что ты уточняешь. Но впрочем, это неважно. Жил один художник.

- Или писатель?

- На самом деле, иногда это совершенно все равно. Но он все же был художник. Как водится, он был небогат – а попросту совсем беден, и порой ему нечем было заплатить хозяйке за маленькую мансарду, в которой он жил. Тогда он экономил свечи, а на ужин съедал кусочек хлеба, который оставался от завтрака. Но у него всегда были чистые листы бумаги, и карандаши, и уголь, и даже пастельные мелки. Потому что если он легко мог обойтись без горячего ужина и без вина – то без своего искусства – совсем не умел. Иногда он смотрел в окно – чтобы потом нарисовать дождь. Иногда сидел на лестнице в коридоре дома, чтобы набросать портреты тех, кто поднимался по лестнице. Иногда надолго уходил из дома – а, вернувшись, рисовал до утра, и от его карандашей оставались только маленькие огрызки.



Иногда к нему приходила его любимая. Тогда в его мансарде горел огонь, и всегда было вино.

Они слушали дождь вдвоем, и смотрели на огонь.



- И о чем они говорили?

- Ну, о чем говорят влюбленные? О звездах, да о цветах, о том, что отражается в глазах собеседника. Иногда она рассказывала ему о том, что слышала песню соловья, что свил гнездо у нее под окном.

- Об этом не очень интересно слушать.

- Может быть…

Иногда они молчали – пока на улице не проезжал экипаж, и молчание не нарушалось.

Тогда она поднималась, и говорила, что ей пора.

- Он рисовал ее?

- Нет.

- Почему?

- Он просто смотрел на нее и держал за руки. Этого было довольно.

Но однажды она не пришла в обычное время. Потом пришла снова - только они уже не говорили о соловьях. Говорила больше она – в основном о том, что ей нужно платить за квартиру, и о том, что нужны деньги на лекарства. И множество других вещей.

- А он?

- Он сказал, что продаст свои картины – но она только пожала плечами.

- Значит, она не любила его?

- Ну, отчего же. Любила – наверное, да.

Но больше она не приходила – потому что у нее больше не было нежных имен, которые звучат только в тишине, и которое он давал ей – а было совсем другое имя, которое она сама выбрала носить. Оно прекрасно звучало в ярки залах.

- А он?

- Он остался в мансарде и продолжил рисовать. Только он больше не рисовал дождь и случайных прохожих – а писал совсем другие картины. Однажды он выставил их на набережной. Потом в галерее. Потом…

Впрочем, потом вместе мансарды у него был уже дом.

- И он не искал ее?

- Нет.

- А она?

- Ей говорили, что почти у всех женщин, которых он рисовал, был ее пронзительный взгляд, или ее чуть грустная улыбка, или ее манера складывать тонкие руки. Но я не знаю, пошла ли она проверять.

- Она была счастлива?

- Нет.

- Значит, несчастна?

- Нет, и несчастна тоже нет.

- А он? Он был счастлив?

- Ну, этого я не знаю. Но однажды вместо нее на портретах появилась совсем другая – у нее не было ни пронзительных глаз, ни изящных ладоней, ни печальной улыбки.

Правда, после этого он перестал выставляться. Говорят, он уехал куда-то далеко в провинцию, навсегда оставив свои холсты.

---

Октябрь на исходе.

Он обнажает ветви, поднимает в воздух алые и золотые листья, и те, которые уже теряют свою яркость, становясь похожими на пергамент. Хрупкие наощупь, они кажутся теплыми, когда смотришь на них.

Октябрьские дни рождения, всегда слишком краткие встречи, и поднятые в прощальном жесте руки - хотя за стеклом окна предпоследнего этажа почти не видно ответного жеста - но впрочем то, что он есть - знаешь и так.

Сестра уже на третьем курсе - похожа на меня и не похожа совершенно.

"О, какой у нас преподаватель по ***. Я подарю тебе записи его лекций." - складывает руки на груди, изображает трепет и звонко смеется.

Потом хмурит брови, скептически.

"Но больше что-то негде душу отвести".



Солнце греет ясно и неприлично тепло для октября.

---

Вот только начнешь витать в эмпиреях, безудержно предаваться мечтам, мыслить в стиле блестящих образцов эпистолярного жанра и изъясняться высоким штилем - как раздается телефонный звонок и строгий и любезный голос сообщает.

- А не пора бы вам, уважаемая, принести документы о продлении полномочий руководителя? Ведь они у вас того и гляди истекут.

- Не может быть - ужасаюсь я, одной рукой удерживая трубку -а другой лихорадочно листая подписанные и неподписанные приказы, хотя и так прекрасно знаю, какое сегодня число.

- Ну вы там уточните, но мы вас ждем - все с той же любезностью вещает голос и вежливо прощается.



Вывод - прежде чем лететь в небесную канцелярию - позаботься о том, чтобы во всех осязаемых бланках стояли все печати.

С этим строго.

---

Самими кончиками пальцев прикоснуться к эпохам,

Пыли не убояться, и может быть того, что позолота

Времен – остается на коже. Потому что более важное что-то

Прячет шелест страниц, кружит голову, старым пьянит вином,

- Как это называть – не все ли равно?

И обрывается где-то на уровне полувздоха.

---

Публика жаждет – блеска, огня, феерий,

Страсти фатальной. Искренности – почти.

Маленький твой театр открывает двери,

Занавес пыльный снова легко взлетит.



Драме любовной «браво» кричат в партере,

Только взаправду плакать - испортить грим.

Правил немного – но это, по крайней мере,

Ты заучила жестко. В ущерб другим?



Впрочем, другие пункты, наверно, тоже

Стали тебе известны наперечет.

Ведь отчего-то в залы, партеры, ложи

Снова и снова толпы людей влечет.



…Тот, кто порой бывает с тобою рядом

Знает, что даже слезы тебе к лицу.

Только вот этого публике знать не надо.

Смейся. Срывайся в бездны. И вновь танцуй.

---

Если твои печали неутолимы –

Значит, что слишком много уже потерь.

Если слова, что прежде когда-то мимо

Били – сейчас и те попадают в цель,



Если твое «ну что ж» - и пожать плечами

Стало привычкой – просто небрежный жест,

Если неутолимы твои печали,

Значит – довольно. Хватит потерь уже.

---

http://a-s-t-e-r-a.livejournal.com/...html?mode=reply



Немножко красот северной природы - Карелия и Кижи.

И я у мельницы в Кижах. =)

---

Немного могу я тебе подарить –

Слова – да быть может мечты.

Найдется еще что-нибудь – забери,

Да только шкатулки пусты.



Я тратила много, и нынче расчет,

Все выше колонки долгов,

И все что, быть может, осталось еще –

Назавтра уходит с торгов.



Я гляну на это с порога двери –

Не радуясь и не скорбя.

Мне нечего больше тебе подарить

Ну разве что только себя.

---

Моральные принципы так невесомо-сомнительны.

Это мучительно?

Бросьте, напротив – легко!

Надеты и сброшены маски, превышены меры,

Подобных примеров

Не нужно искать далеко.



Горящие щеки, но слишком холодные руки.

Словесные трюки -

Невиннейший эквилибризм.

И только надежда, что пройдена, может быть, школа –

На уровне фола

Не рухнуть нечаянно вниз.

---

дорожно-бытовое

Мелькали города, мелькали станции,

Дорога, поезд – что тут говорить.

Сосед в купе листал журнальчик глянцевый

И все просил – «ну выйдем покурить?»



Я объясняла, что не слишком жалую

Тяжелый дым и запах табака,

И не хочу «за жизнь» - и что устала я,

И спать ложусь – но только жду звонка.



А ты звонил – и трубку поднимала я,

Но шум в купе и просто стук колес,

И грустное соседское «ну мало ли».

Мешали мне услышать твой вопрос.



А ты о чем-то спрашивал настойчиво,

И мне хотелось что-то объяснить.

Но связь была излишне неустойчива,

И было даже не перезвонить.



И я была «вне доступа» - банальности,

А мой сосед рассказывал, что он…

А ты забил на зоны-сети-дальности

И мне прислал «скажи уже вагон».

---

Я ставлю один к десяти на то, что однажды ты

В мою постучишься дверь. Без письма, да и без звонка

И бросив свои узоры, страницы, слова, холсты,

Я выйду тебе навстречу – однажды во всех веках.



Я знаю твои дороги, и вряд ли большой секрет

Что ты очертил бы тоже на карте мои пути.

Осталось найти кого-то, кто в этой - пускай – игре

Возьмет мои ставки не споря – сколько там к десяти.



Быть может, расчет неверен, и должен бы быть другим.

Но правда ведь до смешного прозрачна и так проста -

Я выйду к тебе навстречу, услышав твои шаги

И даже не так уж и важно, что шансы – один из ста.

---

"любившей час, когда дрова в камине становятся золой"...

Ткань бытия скользит под руками, иногда рассыпаясь на часы бессмысленной суеты и почти полной нирваны.

Если соединить мед, лимонный сок и корицу, можно избежать замерзания изнутри в преддверии отопительного сезона. Заварка не требуется - ингредиентов вполне достаточно.

На улице дождь, фонарь на аллее перед моим домом все еще светит золотисто-зеленым светом через остатки листвы.

Слишком много телефонных звонков за один день. Но сейчас уже вечер.

---

Слишком долго открытая многим ветрам,

Ни любовь, ни подруга, ни дочь, ни сестра,

Я растратила нежность, растратила страсть,

Позабыла печаль. И сейчас мне пора.



Сколько раз я беспечно держала в руках

И надежду и горечь, и чью-то мечту,

Сколько раз оступалась на хрупком мосту,

И не знала, что бездна внизу глубока.



Перекрестки дорог, не ведущих домой,

Родники, занесенные серым песком,

Слишком сложно бывало бродить босиком,

Между пылким июлем и вечной зимой.



Отзвенев, замолкали вдали голоса,

Даже звездная пыль уставала сиять,

И в предутреннем сумраке видела я,

Как ломаются стрелки на старых часах.



Я теряюсь в словах, я не сплю до утра,

Я не знала, что выбор бывает так прост.

Твой вопрос – мой ответ. Мой ответ – твой вопрос.

Если ты позовешь меня – значит – пора.

---

Падали карты – алые масти,

Сердце мечтало – верило в счастье.

Кто-то сказал мне – может, не надо

Так доверяться «верным раскладам».



Падали карты – черные масти,

Глупое сердце билось на части,

Кто-то промолвил – так, мимоходом –

Знает ли правду эта колода?



Я отвечала, путала фразы,

(Черное с красным падало разом),

Прятала страх в безмятежных глазах,

А в рукаве – туза.